Галина Сафонова-Пирус - В перестройке. 1987—2000
Ну что еще за проклятие на нашу голову!
Только в постперестроечное время узнаем: в семьдесят восьмом, в декабре, шестьсот спецназовцев, обученных под Москвой (в Балашихе), штурмовали в Кабуле дворец Амина, который в результате военного переворота полтора года назад пришел в Афганистане к власти. И вначале он устраивал наше правительство, но когда тайно начал заигрывать с Америкой…
В день штурма его дворца он, наконец-то, был отравлен нашими спецслужбами (до последней минуты не верил, что Советский Союз его предал), а вскоре наши войска вошли в Афганистан и началась война, которая шла девять лет и два месяца.
И за это время в Союз из этой «горной страны» ввезли четырнадцать тысяч цинковых гробов. А сколько раненых?..
Одни историки утверждают: Союз, мол, хотел обезопасить свои южные границы.
А другие говорят так: эта война, подготавливаемая нашей партократией еще с пятидесятых годов, была очередной авантюрой, она лишь развязала гражданскую войну в Афганистане, разрушила её сельское хозяйство, вынужденное перейти на выращивание мака для производства наркотиков, которых хватает и теперь на все страны мира.
И кто из них прав?
Седьмого ноября на демонстрации, проходя перед трибунами, местные демократы выбросили лозунг: «Меньше слов, больше дела!», так из КГБ5 приезжали на студию просматривать видеозапись: не пропустили б этого в эфир! Вот тебе и гласность…
Да и в Москве… Женя Сорокин рассказал, – он чаще нас слушает радио «Свобода», – что там разогнали демонстрацию против Сталина и около двадцати человек арестовали.
Редактор «Новостей» Жуков вернулся из командировки в район:
– Опять падеж скота в колхозе, – сидит за своим широким столом, строча очередную информацию. – Совсем коров кормить нечем. А тут еще праздники начались, вся деревня запьянствовала, так что скот на фермах так от голода ревел, что аж в деревне слышно было.
– Вот и сделайте передачу об этом, – советую.
– А-а, – машет рукой, – все равно не пропустят.
И тут же стал созваниваться с Сельхоз управлением, чтобы прислали специалиста, который в «Новостях» дал бы советы колхозникам: что надо делать, чтобы повысились надои.
Целых полтора часа держали моего брата в Обкоме по поводу его письма в ЦК. КПСС о том, что многотиражки не имеют никакой силы, так как подчиняются директорам заводов. «Товарищ» по идеологии был внимателен и все уверял, что они тщательно контролируют газеты.
– Вот и вашу проверяем. Комиссию уже назначили.
Хорошо, что редактор газеты, в которой работает Виктор, отнесся к этой его «выходке» без особого раздражения, а то могла бы она обернуться для моего братца бумерангом.
Центральная пресса обрушила на нас настоящую лавину правды о жертвах большевиков, и похоже это на поминание в церкви, только в церкви поминают иногда, а мы – каждый день.
Твержу своим журналистам: ну, давайте, пишите и вы смелее, как ваши коллеги в центральной прессе. Нет. Опять строчат информашки, принятые по телефону, забубённые выступления… Приведет редактор молодежных передач в студию раскормленных комсомольцев из Обкома, вот и болтают те в эфире о чем угодно, только не о правде прошлых лет и не о проблемах теперешних.
Сегодня было открытое партсобрание, на котором присутствовал секретарь Обкома по идеологии Погожин. И разъясняла я ему, что при таких отредактированных выступлениях по бумажке режиссура не нужна, ведь для Обкома важно не «как», а «что». Согласно кивал головой, что-то записывал… Ну и что? Ведь ничего не изменится.
Предложил Платон Нестикову из «Рабочего» напечатать свою статью о мальчике, который выбросился из окна, но…
Учился тот в ПТУ. Мать в те дни уехала проведать отца, который сидит в тюрьме, вот этот пацан и привел к себе в дом ребят и девочек из училища, и веселились они у него всю ночь. На другой день девчонки на перемене стали шептаться о противозачаточных средствах и это услышала преподавательница, стала допытываться, ну и рассказали они ей о той вечеринке, а она… Тут же позвонила в милицию, и блюстители порядка нагрянули к тому пацану… аж шесть человек!.. начали делать обыск, рассматривать простыни. Выбежал тот на кухню, распахнул окно и…
Предложил, значит, Платон написать об этом, а Нестиков и не одобрил: нельзя, мол, о таком… Повел его к редактору, а тот – тоже: «Нельзя печатать такое. Это – очернение нашей действительности».
Вот такая у нас «гласность» здесь, «на местах».
Спросила Платона:
– Ответь мне, пожалуйста: почему ты – хороший журналист и отстранен от журналистики; почему я – хороший режиссер, но, по сути, не занимаюсь режиссурой?
Отложил книгу, взглянул, вздохнул:
– Значит, голубка, не вписались… – помедлил, отвернулся к окну, – потому что мы… надеюсь!.. выше того уровня, в котором живем, вот этот «уровень» и не прощает нам этого. – И стал вспоминать, как в начале нашей совместной жизни, мечтали: соберем вокруг себя умных и смелых людей, будем спорить, вести дискуссии. – Помнишь, даже одно время и делали это, а потом поняли, что разговоров откровенных не получится, что боятся люди говорить и больше молчат или просто врут, вот и…
Слушала, молчала. Наверное, так оно и есть, но ведь от сознания этого не становится легче!
И все же Виктора увольняют, а это значит: его письмо в Центральный Комитет «сыграло свою положительную» роль. Поедет, по-видимому, работать в Жирятино, а это – в часе езды от города.
Напечатали статью Платона о предприимчивых мужиках из районного города, – хотят те снять в аренду озеро, развести в нем карпов и кормить весь город. И уже дважды собирали сходку горожан, спрашивали: хотят ли этого? Да, хотят. Но местное начальство не разрешает.
Приезжали журналисты и с Центрального телевидения, из «Взгляда»6, – появилась теперь такая передача, которую мы ждем каждый раз с нетерпением, потому что она для нас – единственный источник правды. Так вот, журналисты из «Взгляда» тоже собирали сходку горожан в этом городе, опрашивали их, уехали…
Но пока ничего не меняется.
Дочка ушла встречать Новый год к подруге. А в десять вечера вдруг вырубился наш старенький телевизор, и стало совсем тихо. К двенадцати сели втроем за стол. Пахло елкой, горели свечи, и было как-то удивительно благостно на душе! Редкие минуты в нашем, раздвоённом существовании.
Ах, побольше бы таких! Вот только жаль, что телевизор…
А, может, потому и благостно, что – без него?
Глава 2. Восемьдесят восьмой
Вчера во «Взгляде», ошалев от правды, смотрели интервью с Роем Медведевым7, опубликовавшим на Западе книгу о «кровавом деспоте Сталине»8; интервью с парнем, который старается собрать картотеку жертв сталинизма; клип Гребенщикова «Нам надо вернуть нашу землю». Потрясающий клип.
А сегодня у нас – летучка. И обозревающий – редактор Лев Ильич Сомин, с которым делаю передачи:
– Журналистика призвана, – делает паузу и смотрит на Корнева, – возбуждать общественное мнение.
– Не возбуждать, – поправляет тот, – а успокаивать.
– Ну да, конечно, – иронизирует Сомин. – Поэтому наша печать и лживая такая.
Афронов вспыхивает:
– Нет, неправда!
– Сергей Филипыч, ну как же неправда? – вспыхиваю и я. – Вот вчера, в передаче «До и после полуночи» показывали целую кипу газет и журналов, в которых Адылов, один из руководителей Узбекистана, герой соц. труда, три раза награждённый орденами Ленина, оказался вором и только теперь…
Но Афронов – свое!.. Тогда Сомин прерывает его:
– Сергей Филипыч, разве вы всегда только правду писали?
– Да, только правду, – вроде бы и искренне ответил. – А вы что, врете?
– Конечно, вру, – пожал плечами Лев Ильич.
Вот такие начальники управляют гласностью у нас, «на местах».
Заходил Коля Иванцов. За чаем рассказывал, как несколько лет назад вербовали его в КГБ, а он отказывался; как проголосовал «против» на собрании, которое клеймило писателя Солженицына9 и как выгнали его потом из-за это из газеты. Похоже, говорил правду.
В первом номере журнала «Знамя»10 прочитали пьесу Шатрова11 «Дальше, дальше, дальше…», в которой берется под сомнение и Октябрьская революция, и все социалистические завоевания.
Чудо! Чудо, что дожили до таких дней!
Кто-то из героев говорит, что ничего, мол, у нас не изменится, пока там, наверху, будет старый аппарат.
И он прав.
– Есть интересная тема, – Платон вошел на кухню. – Желдаков напечатал статью в «Рабочем», как на Партизанской поляне обокрали машину его друга-генерала, и обокрали пацаны, их тут же, в лесу поймали. Желдаков делает вывод: надо, мол, этих пацанов работой загрузить, чтоб времени свободного у них не оставалось, вот тогда…
